– Кто меняется, Уэбб?
Сначала Анна почувствовала холод, который по мере нарочито небрежных объяснений Уэбба сменялся яростью. Она слишком хорошо помнила молодого человека с усиками, из-за которого ее высмеял Дункан. Отец? Стоило ли этому удивляться? Достаточно было вспомнить их последний дурацкий разговор. Ради ее же собственного блага… Господи, как же это все пошло! Интересно, они посылают ему отчеты? С кем она встречается, с кем спит… Неужели она никогда не сможет избавиться от этого клейма – дочери Ричарда Риардона? Только начала чувствовать себя по-настоящему свободной, и вот, пожалуйста… За ней следят… наблюдают… Интересно, отчеты попадают прямо к отцу или проходят через служащих департамента? «Ну что ж, надеюсь, что они хорошо повеселятся! И ты тоже, милый папочка!»
Уэбб сразу ощутил перемену в ее настроении. Теперь он почти проклинал свою невыдержанность. Если она не подозревала об этом, то чего ради надо было говорить ей? Или он просто ничего не мог поделать с извращенным желанием поколебать столь непривычное в ней чувство уверенности в себе и собственной самостоятельности?
Виолетты не было, и Анна вошла в пустую квартиру. Поцелуй Уэбба все еще горел на ее губах. Всю оставшуюся дорогу они почти не разговаривали. Уэбб вел машину, как робот. Он явно спешил. К кому? К Клаудии, которая не находила себе места и думала, куда же он пропал? Правда, Уэбб никогда не стал бы утруждать себя объяснениями: он был эгоистичен, высокомерен и… разве он не обвинял ее в том же самом?
После того неприятного разговора он замолчал, Анна тоже предалась собственным мыслям. Прощальный поцелуй – и она вышла из машины. Он даже не предложил проводить ее, даже не выключил мотор. Лишь поцеловал – страстно и яростно. А потом отпустил – так же внезапно, как и заключил в объятия.
«Я позвоню тебе, Энни», – голос звучал отчужденно и равнодушно. Что это было? Действительное обещание или просто привычная фраза перед тем, как расстаться навсегда?
Виолетта аккуратно составила список телефонных звонков и с безмолвным упреком положила его рядом с телефоном. Ну почему именно вчера вечером всем понадобилось непременно позвонить ей? Нашла она и наспех написанную записку Виолетты: «Позвони мне, когда вернешься…»
Внезапно Анна почувствовала страшную усталость и, сбросив пиджак, блаженно погрузилась в кресло. Ее жизнь была такой четкой и упорядоченной, пока Уэбб не ворвался в нее как ураган и не смел все на своем пути. Но почему? Почему ему нужна именно она? Предпочитая не думать об этом, Анна сняла телефонную трубку.
Когда она наконец пробилась в офис Дункана, у телефона оказалась не Виолетта, а сам Фрейзер. Когда он узнал ее, нетерпение в его голосе сменилось смесью облегчения и досады.
– Анна! Ради всего святого, где ты пропадала? В последние несколько дней от Виолетты нет никакого толка – она только и делает, что беспокоится о тебе! Нет, сейчас ее здесь нет – я отправил ее выпить чашечку кофе. Мы все вкалываем, как проклятые, с тех пор как ты ушла. Черт побери, извини, Анна, но нам тебя так не хватает! Почему ты ни разу не позвонила мне?
Когда Дункан говорил короткими, отрывистыми предложениями, это могло означать только одно – он искренне встревожен и обеспокоен. Закрыв глаза, Анна четко представила себе картину: он сидит с полупотухшей трубкой в зубах и перерывает все бумаги на столе в поисках пачки табака, а лицо его становится все краснее и краснее.
– Дункан, поверь, у меня совершенно не было времени…
Теперь в его голосе появилась слегка заметная нотка отчуждения:
– Гм… Понятно. Так я и предполагал. Особенно после того, как в газетах появились эти замечательные фотографии. Анна, ответь мне: ты уверена, что поступаешь правильно? Конечно, я понимаю, что это не мое дело, но ты мне небезразлична. А когда человек становится знаменитым, как ты, в его жизни неминуемо возникает множество соблазнов.
Неужели они решили вести наблюдение более скрыто и благоразумно? Анна расправила плечи и глубоко вздохнула.
– Так же, как и в жизни любого политика. Я не вижу большой разницы!
Теперь в голосе Дункана звучало искреннее замешательство:
– Какое отношение ко всему этому имеет политика?
– Я всего лишь провожу параллели, Дункан. В конце концов, ведь мой отец в некотором роде политик? Несмотря на то, что всегда остается за кулисами. Но мне не нравится быть марионеткой! И не нравится, когда меня преследуют, как какого-нибудь преступника!
Последовала продолжительная пауза, после которой Дункан неторопливо продолжал:
– Мне не совсем понятно, о чем ты говоришь, Анна, но мне кажется, что ты несколько… взволнованна. И это меня очень беспокоит. Почему тебе кажется, что тебя преследуют? Анна, поверь мне, я совершенно серьезен, и если ты действительно думаешь, что…
– Дункан, ты сейчас разговариваешь, как психоаналитик! Я вовсе не психопатка и пока не сошла с ума, поэтому нет никакой необходимости обращаться со мной, как с младенцем.
Анна зашла уже достаточно далеко для того, чтобы не беспокоиться о последствиях.
– Ты меня уже однажды высмеял. Но я достаточно долго работала в «Маджо Ойл» для того, чтобы усвоить некоторые вещи. И мне не нравится, когда я…
– Анна, перестань! Помни, что ты говоришь по телефону! – Дункан настолько разозлился, что Анна с трудом его узнавала. Он даже перебил ее, хотя никогда не позволял себе ничего подобного. Сделав над собой почти невероятное усилие, он продолжал уже более спокойно: – Ты, случайно, не читала последние газеты? Почитай. Особенно самые бульварные. А после этого мы, наконец, сможем серьезно поговорить. Это одна из причин, по которой я столь настойчиво пытался связаться с тобой. И если тебя действительно преследуют, то мне бы не хотелось, чтобы ты оставалась в квартире одна. Ты сейчас одна? – Приняв молчание Анны за утверждение, Дункан быстро добавил: – Ты не против, если я кого-нибудь к тебе пришлю? Например, Крега, если мне удастся его найти. Закончим нашу беседу как-нибудь в другой раз. А сейчас закрой двери и никуда не выходи. Хорошо?